Светло-зеленые мангровые заросли покрывали невозделанные участки берегов, а за ними начинались джунгли с высокими великолепными деревьями, по ветвям которых прыгали обезьяны.
Все было так красиво, что у Бертиллы просто дух захватило; ей очень захотелось рассказать об увиденном лорду Сэйру. Она знала, что он понял бы ее чувства и разделил их.
Он любил красоту, она для него много значила — как и для Бертиллы.
Она не сомневалась: лорд Сэйр ожидал бы от нее смелости и желания понять народ Саравака, как он сам понимал людей разных стран, с которыми ему приходилось общаться.
Пароход причалил к просто и грубо сколоченной пристани; собралась немая толпа встречающих, которые приветствовали всех пассажиров — знакомых и незнакомых.
Шум и суета поднялись немалые.
Уже спускаясь вниз по трапу, Бертилла увидела в толпе красивых и смуглых улыбающихся людей высокую женщину, которую узнала сразу.
Тетя Агата выделялась бы в любой толпе, подумалось Бертилле, но здесь она была особенно приметна — этакий гигант среди пигмеев, причем гигант весьма непривлекательного вида и даже внушающий страх.
С годами она стала еще угрюмее и уродливее.
Не только из-за грубого, обветренного лица, которое показалось Бертилле еще более неприятным, чем годы тому назад, но и потому, что тетка потеряла передние зубы, и это придавало ей странное, почти зловещее выражение.
— Значит, приехала! — произнесла тетка резким, грубым голосом, который Бертилла запомнила с детства.
— Приехала, тетя Агата.
Тетка не сделала ни малейшего поползновения поцеловать племянницу или хотя бы пожать ей руку; она повернулась к трем носильщикам и заговорила с ними в требовательном и даже угрожающем тоне.
Бертилла испытывала неловкость оттого, что чемоданы ее были такими большими, а люди, которые их несли, казались совсем маленькими.
Тетка отдавала носильщикам приказания таким тоном, что Бертилла смутилась еще больше. Покончив с переговорами, тетка повернулась к ней.
— Я уже в третий раз встречаю пароход, — сказала она. — Это вполне в духе твоей матери — не сообщить точную дату твоего приезда.
— Думаю, мама не знала, что пароход уходит из Сингапура раз в две недели, — объяснила Бертилла. — Кроме того, я задержалась потому, что пароход, на котором я плыла из Англии, загорелся и потерпел кораблекрушение в Малаккском проливе.
Если она хотела удивить тетку, то потерпела неудачу.
— Загорелся? — все тем же резким тоном спросила Агата Элвинстон. — У тебя пропала вся одежда? Если это так, то имей в виду, что я не в состоянии снабдить тебя новой.
— Нет никакой необходимости чем-то снабжать меня, тетя Агата, — спокойно ответила Бертилла. — Миссис Хендерсон, у которой я остановилась после того, как мы добрались до берега, заказала мне все новое. Это очень щедро и любезно с ее стороны.
— Значит, у нее больше денег, чем здравого смысла! — Отнюдь не любезно заметила тетя Агата.
Тем временем они удалились от пристани и теперь двигались по улице, застроенной по обеим сторонам деревянными домами.
Видимо, все население собралось на набережной у пристани, потому что людей на улице почти не было.
По пути им встретилось что-то вроде базара; Бертилла заметила разносчиков, которые выкрикивали свои товары, услышала она удары в гонг, доносившиеся из мечети, и заунывные звуки какого-то однострунного музыкального инструмента.
— Кстати, — заговорила тетка. — У тебя есть деньги?
— Боюсь, что не слишком много, — ответила Бертилла, — но больше, чем я предполагала, так как мне не пришлось платить за гостиницу в Сингапуре.
— Сколько? — поинтересовалась тетка.
— Точно не знаю, — ответила девушка. — Сосчитаю, когда мы придем.
С этими словами она посмотрела на сумочку, которую несла с собой.
— Дай ее мне!
Агата Элвинстон протянула руку, и Бертилла, удивленная, но послушная, отдала тетке сумочку.
Не замедляя шаг, тетка открыла сумочку и не глядя вытащила оттуда кошелек и несколько банкнотов.
Эту добычу Агата опустила в карман своего хлопчатобумажного платья, потом почти пренебрежительным жестом вернула сумочку Бертилле.
— Я бы хотела оставить немного денег для себя, тетя Агата, — сказала Бертилла.
Она была крайне удивлена поступком тетки и полагала, что остаться без единого пенни не слишком-то хорошо — мало ли что может случиться!
— Деньги тебе вовсе ни к чему, — отрезала Агата Элвинстон. — К тому же я подозреваю, что твоя мать не собирается платить за твое содержание, стало быть, тебе придется работать, и работать как следует!
Бертилла со страхом взглянула на тетку.
— Я очень нуждаюсь в рабочих руках, — продолжала та, — а здешним людям нельзя доверять ни на грош. Они хватают все, что ты им даешь, убегают в лес, и — поминай как звали!
Бертилла подумала, что они поступают вполне разумно, пускаясь наутек от ее тетки, но не посмела высказать свое суждение вслух; некоторое время они шли молча.
Город остался позади, вокруг были джунгли. Бертилла любовалась лесом, в особенности орхидеями, с которыми не могли соперничать по красоте цветы из сада Хендерсонов. Сиянием только что распустившихся орхидей был как бы освещен весь лес.
Некоторые деревья были почти сплошь скрыты под поселившимися на них прекрасными цветами, окутавшими их целой радугой красок — от бледно-желтой до густо-фиолетовой.
С ветвей свешивались гирлянды орхидей длиной не меньше ярда, а земля была покрыта ковром крошечных и хрупких растений, тоже похожих на орхидеи.
Бертилла надеялась увидеть малайского медведя — единственное опасное животное в Сараваке, или же крошечного оленя канчиля, о котором сложено множество сказок и легенд.